ПЬЕСА ВЧЕРА, СЕГОДНЯ, ЗАВТРА
Эти заметки – краткая версия одной из глав моей книги «ОСНОВЫ ДРАМАТУРГИИ. ТЕОРИЯ, ТЕХНИКА И ПРАКТИКА ДРАМЫ» (https://ridero.ru/books/osnovy_dramaturgii/). Они не об эпохальных прогнозах на столетие вперед. Затронем лишь простой частный, но имеющий практическое значение вопрос: какой должна быть длительность современной пьесы и спектакля? В принципе, никаких правил и стандартов на этот счет нет и быть не может: спектакль может продолжаться и десять минут, и десять часов. На практике, однако, есть обстоятельства прозаического свойства, ограничивающие длительность театральной постановки: часы работы транспорта, утомляемость зрителей, удаленность театра от жилых кварталов, экономическая нецелесообразность, нехватка публики. Ехать на слишком короткие спектакли не стоит труда, высиживать слишком длинные — утомительно и требует времени, которого у нас нет.
«25 сентября 1816 года. Спешу в первый в мире театр… Театр этот дышит величием и роскошью: для одного из последних балетов сшито было сто восемьдесят пять костюмов из бархата и атласа. Затраты огромные. Сегодня вечером одиннадцать раз меняли декорации… Театр — это салон, где бывает весь город. Люди из общества встречаются лишь там: открытых приемов в частных домах не бывает. «Увидимся в Скала», — говорят друг другу, назначая свидание по любому поводу…»
Так записывал Стендаль свои впечатления о миланском театре Скала. В нем тогда было более 3000 мест (при населении города примерно 250 тыс. человек). Ложи покупались на весь год, и ходили туда каждый вечер. Там пили чай, играли в карты, вели беседы, ухаживали за дамами, и, конечно, между делом, смотрели представление. В один вечер давали оперу, перед ней большой балет, а после нее — малый. Тогда в театре не торопились. Драматические представления тоже кончались за полночь.
Считается иногда, что длительность акта раньше определялась продолжительностью горения свечей: когда они догорали, нужно было устраивать перерыв. Но все-таки деление пьесы на акты определяется не техническими причинами, а ее структурой, развитием ее действия.
Еще Гораций (а в его время спектакли давались днем на открытом воздухе, где не было нужды в свечах) в своей «Науке поэзии» давал такой совет:
«Если ты хочешь, чтоб драму твою, раз увидевши, зритель
Видеть потребовал вновь, то пять актов ей лучшая мера».
Пьесы в пяти действиях писали не только Шекспир, Мольер, Расин, Фонвизин, Гоголь, Островский, А.К. Толстой, Ибсен, но и Горький, и Шоу, и даже еще Булгаков, Эрдман, Тренев. Но уже в 19 в. драматургами создавались пьесы в четырех действиях, а с начала 20 в. пьесы такой длины стали своего рода нормой. Например, Мейерхольд считал, что это наилучшая структура: «В обыкновенном нормальном случае пьеса, написанная применительно к театральной технике, состоит из четырех актов: первый — завязка, второй — начало напряжения, третий — окончательное развитие напряжения, четвертый — разряжение напряжения, развязка». Однако прошло еще всего два-три десятилетия, и драматурги и театры перешли на три действия. Теперь же спектакли чаще всего играют с одним перерывом, а то и вообще без него. Конечно, количество антрактов в спектакле для буфета, туалета и разминки не имеют отношения к реальной структуре пьесы (которая при одном театральном антракте может быть на самом деле пятиактной), но все же оно отражает неуклонную тенденцию к сокращению длительности спектакля.
Темп жизни стремительно ускоряется с каждым годом. Все меняется очень быстро. Изменения происходили и раньше: театр восемнадцатого века не похож на театр семнадцатого, а театр двадцатого– на театр века девятнадцатого. Но теперь заметные изменения происходят в течение не веков, и даже не десятилетий, а буквально на наших глазах. Мы быстрее ездим, быстрее летаем, мы отвлекаемся на компьютеры, телевизоры, телефоны и интернет, все мы торопимся вверх по лестнице, бегущей вниз, мы хотим всё успеть и ни на что не имеем времени. Вместо слов благодарности или одобрения посылаем смайлик, вместо книг читаем их синопсис, вместо статей — только заголовки, а то и вообще ничего не читаем: некогда. Чтение — это уже для многих вчерашний день.
Не любят теперь и долгих спектаклей. Публика стала искушенной, быстро схватывает что к чему и не любит длиннот. Зачем тянуть резину, если ты уже понял идею, угадываешь конец, режиссер уже продемонстрировал свои приемы, разговоры надоели, стало скучно, а спектакль все продолжается, а герои все говорят и суетятся… Кресло становится жестким и неудобным, туфли жмут, с сожалением вспоминаешь о затраченных деньгах, о том, что уже поздно, что надо еще тащиться в холод домой, а завтра, как назло, нужно рано вставать… Да и зачем вообще идти в театр, тратить время и деньги на поездку, билет и буфет, когда из интернета можно скачать тысячи и тысячи спектаклей, концертов, опер, балетов, шоу и политических дискуссий?
Краткости пьесы требуют не только изменение вкусов и ускорение темпа жизни, но и художественные особенности драмы как рода литературы, тяготеющей к сжатости и краткости.
«Как известно, «в многоглаголании несть спасения». История драмы, вообще, представляет освобождение начала действующего от разъяснений, объяснений и резонерства... Театр не нуждается более в миллионе слов. Он тяготится, задыхается под их тяжестью. Театр не нуждается в длинной цепи событий, потому что и единое событие отражает для современного зрителя всю жизнь человека, и весь его характер, и все отношение его к миру». Так писал уже около ста лет назад известнейший театровед Александр Кугель.
Какая же длина пьесы является разумной в наши дни, если предназначать ее для театральной постановки? Конечно, если ваша пьеса выражает титаническое содержание, способное вместиться лишь в спектакль продолжительностью не менее 12-ти часов (а такие театральные полотна иногда создаются), то так и пишите — при условии, что ваш режиссер так же гениален, как вы. Но все же следует помнить, что пьеса — не эпический роман, и не телесериал. Чрезмерная длина драматического спектакля обычно говорит лишь о том, что в нем много лишнего, и что драматург или постановщик не сумели вразумительно и сжато выразить то, что они хотели сказать, а, может, этого и не знали сами. Такой спектакль публика по справедливости воспринимает как оскорбление и неуважение к себе.
Драматургу, особенно, не имеющему практики, важно знать: семьдесят страниц нести в театр или тридцать? Дело не в том, что жалко тратить время на написание лишних слов. Писать кратко намного труднее, чем заполнять страницы неограниченным количеством текста. Поэтому в театр нередко несут длинные пьесы в предположении, что «театр сам сократит»: ведь свой текст выбрасывать жалко. Да и длинная пьеса выглядит как-то солиднее. Однако на самом деле длинные пьесы не любят читать ни завлиты, ни режиссеры, ни редакторы, ни даже твои друзья. Тем более, что скучная пьеса всегда кажется длинной. Дорабатывать вашу пьесу тоже никому не захочется: это ваша обязанность. Драматург никогда не должен оставлять работу по сокращению пьесы театру, пока не сделает всё возможное сам.
Еще лет сорок назад нормальной длиной пьесы считалось 50 страниц (шрифт Times 12, одинарный междустрочный интервал). Но с каждым годом короче становятся и сами драмы, и реплики, и отдельные предложения. Уменьшается и число персонажей в пьесе. Раньше многие пьесы насчитывали десятки действующих лиц — главные герои, их жены, мужья, дети, зятья, племянники, слуги, врачи, священники, и т.д. Теперь в пьесах редко действуют более семи персонажей, чаще — четыре, пять, и даже меньше. Неуклонно возрастает роль антрепризы, использующей компактные пьесы с малым количеством персонажей.
Надо, правда, иметь в виду, что количество слов или число персонажей– это далеко не единственный параметр измерения весомости пьесы. Напряженность конфликта, интересные сценические ситуации, хорошие роли, насыщенность пьесы содержанием, действием, мыслью, чувством, подтекстом, глубиной — вот что определяет масштаб пьесы, а не ее протяженность и не число действующих лиц.
Так что драматургам, склонным писать длинные пьесы, надо браться за красный карандаш. Обдуманное и целесообразное сокращение является мощным средством улучшения пьесы. После отжатия воды и удаления мусора она станет только интереснее, живее и динамичнее. По выражению Чехова, надо «сделать из корабля гвоздь», т.е. кратко сказать все нужное и главное, отбросив все лишнее. Закон драмы — экономность, абсолютный максимум содержания посредством минимального количества слов. Это непросто. Однажды французский философ, математик и литератор Блез Паскаль, написав другу длинное письмо, в постскриптуме извинился за то, что у него не хватило времени написать короткое.
Каков же все-таки должен быть средний размер пьесы? Вероятно, в наше время (2023 год) оптимальный размер пьес для зрителя и театра — 30 страниц. Скоро он неминуемо уменьшится до 25-ти страниц. Возможно, «полутороактная» пьеса (20-25 страниц) станет в ближайшем будущем преобладающей.
Я вовсе не ратую за всемерное уменьшение длины пьес и тем более за замену полномерных пьес одноактными. Я просто отмечаю объективно существующую тенденцию, которая наблюдается уже много десятилетий. В будущем, возможно, уменьшится роль и добрых старых больших «академических» театров с их просторными сценами, огромной труппой и большими вспомогательными цехами. Пьесы станут короче, действующих лиц в них будет меньше. Короткая пьеса, длиной в 20-25 страниц, вряд ли вместит более четырех-пяти внятно очерченных персонажей. А и надо ли больше? Обязательно ли надо выражать свою идею в сложных многофигурных композициях из большого числа утопающих в разговорах персонажей, о которых мы едва получаем представление лишь к концу пьесы? «Не нужно гоняться за изобилием действующих лиц. Центром тяжести должны быть двое: он и она.» Такой совет дал нам Чехов.
Драматические театры будут меньше по размерам, но их будет больше (собственно, процесс умножения театров наблюдается давно). Увеличится нужда в прокатных помещениях среднего размера для проведения спектаклей и представлений, подобных нынешним клубам и домам культуры. Уже сейчас в них чувствуется острая нужда.
Разумеется, и большие пьесы еще очень долго останутся в репертуаре. В короткую пьесу трудно вместить широкий охват жизни, в ней не может быть большого числа персонажей (а перед крупными театрами с труппой в сотню человек всегда стоит проблема занятости актеров). Большой формы и барочной пышности спектакля требуют многие пьесы классического репертуара, не говоря уж о музыкальном театре..
Естественно, сокращение продолжительности спектакля имеет свой разумный предел, иначе он, как шагреневая кожа, обратится в ничто. Искусство театра не может умереть, потому что театральность является частью самой жизни. В человеке живет и неистребимое желание временами быть или казаться другим, и желание увидеть жизнь других, и посмотреть, как другие люди умеют быть другими.